Состариваясь в крови студенистой,
Система наших крестиков и ноликов
доводит гормональных оптимистов
до геморроидальных меланхоликов.

Кэгда во рту десятки пломб -
ужели вы не замечали,
как уменьшается апломб
и прибавляются печали?

Душой и телом охладев,
я погасил мою жаровню;
еще смотрю на нежных дев,
а для чего - уже не помню.

Возвратом нежности маня,
не искушай меня без нужды;
все, что осталось от меня,
годится максимум для дружбы.

Покуда мне блаженство по плечу,
пока из этой жизни не исчезну -
с восторгом ощущая, что лечу,
я падаю в финансовую бездну.

Стократ блажен, кому дано
избегнуть осени, в которой
бормочет старое гавно,
что было фауной и флорой.

Летят года, остатки сладки,
и грех печалиться.
Как жизнь твоя? Она в порядке,
она кончается.

Сделать зубы мечтал я давно -
обаяние сразу удвоя,
я ковбоя сыграл бы в кино,
а возможно - и лошадь ковбоя.

Глупо жгли мы дух и тело
раньше времени дотла;
если б молодость умела,
то и старость бы могла.

Ослабеет жизненный азар,
ужалось время, и похоже,
что десять лет тому назад
я на пятнадцать был моложе.

Наступила в судьбе моей фаза
упрощения жизненной драмы:
я у дамы боюсь не отказа,
а боюсь я согласия дамы.

Так быстро проносилось бытие,
так шустро я гулял и ликовал,
что будущее светлое свое
однажды незаметно миновал.

Мне жалко иногда, что время вспять
не движется над замершим пространством;
я прежние все глупости опять
проделал бы с осознанным упрямством.

Я беден - это глупо и обидно,
по возрасту богатым быть пора,
но с возрастом сбывается, как видно,
напутствие "ни пуха. ни пера".

У старости душа настороже;
еще я в силах жить и в силах петь,
еще всего хочу я, но уже -
слабее, чем хотелось бы хотеть.

Увы, всему на свете есть предел:
облез фасад и высохли стропила;
в автобусе на девку поглядел,
она мне молча место уступила.

Не надо ждать ни правды, ни морали
от лысых и седых историй пьяных,
какие незабудки мы срывали
на тех незабываемых полянах.

Все-все-все, что здоровью противно,
делал я под небесным покровом;
но теперь я лечусь так активно,
что умру совершенно здоровым.

Наш путь извилист, но не вечен,
в конце у всех - один вокзал;
иных уж нет, а тех долечим,
как доктор доктору сказал.

Я жил распахнуто и бурно,
и пусть Господь меня осудит,
но на плите могильной урна -
пускай бутыль по форме будет.